НА ДАЧЕ

История о том, как Энди решился с друзьями на удаление собственных половых органов. В этом им помогает их одногрупница.Всё действие происходит на даче.

         


      Меня зовут Андрей. Я студент одного из известных химических вузов Москвы. Когда произошла эта история, мне было 20 лет, я учился на четвёртом курсе.
      Представьте себе длинноволосого молодого человека среднего роста, ужасно худого, очкарика, почти всегда плохо одетого, обычно с мрачноватым лицом, в котором к тому же проступали женские черты (в детстве меня регулярно называли девочкой), с плохой осанкой - таков мой приблизительный портрет.
      Всю жизнь я был очень застенчивым, замкнутым в себе человеком. Родители не отпускали меня от себя, я толком ни с кем не дружил даже в детстве. Я с головой погрузился в учёбу. К двадцати годам я добился некоторых успехов в науке и мог по праву именовать себя молодым исследователем.
      Я понимал к этому времени, что моё призвание - наука. В самом деле, каждый должен заниматься тем, что у него хорошо получается, не так ли? А из моих знакомых любой сказал бы, что в науке у меня всё получается просто прекрасно. Меня многие считали лучшим студентом факультета.
      К чему такая долгая прелюдия? А вот посмотрите. Я всё-таки был мужчиной, и гормоны гуляли по моему организму, не находя выхода. Я не общался с девушками, по крайней мере, они ни разу не воспринимали меня как возможного партнёра, любовника, дружка - называйте, как хотите. Если со мной и говорили, то просто как с интересным собеседником (интересным для очень немногих), а чаще всего - как с ходячей энциклопедией. Самый частый вопрос от девушек и парней в стенах университета я слышал один и тот же: «Андрей, ты сделал химию? (физику, матан, английский et cetera)» Я ни разу не был в каких-нибудь детских лагерях, никогда не ездил с классом в поездки, словом, покидал дом только ради учёбы. Я совершенно не умел и просто ненавидел заводить новые знакомства. Я был знаком только с теми, с кем сталкивала меня жизнь, и прежде всего учёба.
      А гормоны расползались по телу… Мне стали приходить в голову самые изощрённые фантазии. С детства, ложась спать и прежде, чем заснуть, я придумывал себе всякие страшилки про отрезанные руки, ноги, головы… Под них и засыпал (странно, что это никогда не снилось мне ночью). Потом фантазии стали сексуальными. Я уже хотел трахнуть чуть не каждую знакомую девочку. Видя, что на меня не обращают внимание, я уже стал мечтать о том, чтобы их изнасиловать. Потом ещё, в довершение всего, как-то прочитал статью про Чикатило, и детские фантазии нашли новую почву. В голове стали крутиться какие-то мысли про вспоротые животы, отрезанные груди, вырезанные языки…
      Фантазии были страшные, а в особенности потому, что не были подкреплены визуальными образами. Класса с десятого я, набравшись смелости, стал смотреть эротику по ночам. Но что там увидишь интересного? Тем более, я смотрел это на маленьком телевизоре, стоявшем в моей комнате, в отвратительном качестве. Впервые я увидел, что у девушки между ног, на порносайте, куда я каким-то чудом смог попасть один раз в одиннадцатом классе (слишком долго рассказывать, как это получилось; по крайней мере, скажу, что Интернета у меня дома нет, потому что родители до сих пор (!) запрещают мне его ставить).
      Мой интерес временами обращался и на мужчин. Одно время меня возбуждали соревнования по плаванию, потому что я видел манящие воображение выпуклости в паху. Но, кстати, и голых мужчин я почти не видел. Даже родители никогда не переодевались при мне. Лишь однажды я смог в зеркале увидеть писающим 50-летнего отца. Потом ещё в начале первого курса физручка заставляла сдавать нормативы по плаванию, и, когда мы мылись в душе, я увидел голых одногруппников. И то я старался как можно меньше смотреть на их промежность, чтобы не слишком возбуждаться. Ведь скрыть эрекцию довольно сложно, когда ты без одежды.
      В итоге я дошёл до того, что любая похабная шутка начинала меня возбуждать (да я уже и сам стал мастером таких шуток, несмотря на всю застенчивость). Я пробовал в одиночестве заниматься мазохизмом, но без особого успеха: боль я переносил очень плохо, да и скрывать порезы, раны и прочие повреждения от родителей было непросто. Но мазохизм навёл меня на идею о собственной кастрации. Я понял, что мои органы не так уж и нужны мне, раз я таков, что не могу использовать их по назначению. Это только отвлекает меня, не даёт нормально жить, занимаясь тем, что я считаю своим призванием.
      Вот только я даже не представлял, как эту идею можно реализовать. Сам себе я ничего не стал бы резать даже с анестезией (хотя бы потому, что я представлял, как дико у меня будут трястись руки), да и как бы я останавливал кровь? Тем более - тайно от родителей. Короче, мне нужны были единомышленники. Где их взять? Всё изменил один случай.
      Надо сказать, что я, хотя был неразговорчив, мог свободно подойти к любой компании своих одногруппников и слушать их разговор, почти не вмешиваясь в него. Меня никогда не прогоняли. И вот однажды в каком-то полутёмном закутке я наткнулся на двух своих одногруппников, Витю и Лёшу, и с первых слов их разговора меня чуть не затрясло:
      - Я читал в Инете про насильника, который в тюрьме отрезал себе член. Дескать, в Библии прочитал: если какой орган ввергает тебя в грех, отрежь его (это говорил Лёша). ­
      - Ну и что такого? Вот я слышал, что в Америке многие себе яйца отрезают. Говорят, жизнь становится спокойнее от этого.
      - Чокнутые какие-то. Как же это так? Что за жизнь без баб! Одно название, а не мужики.
      - А я, знаешь, с детства много думаю о кастрации. Как-то батя ляпнул со злости, что отрежет мне письку, так мне и запало. И сейчас думаю: а чего не отрезать? Столько с бабами спал, что надоело уже: скучно, со всеми одно и то же. Я уж чего только ни пробовал…
      - Не только с бабами ты пробовал, Витёк, не скромничай.
      - Да ладно тебе! Ты что, видел, чтоб я парня трахал?
      - Да ты сам меня два года назад домогался!
      - Сдурел ты, что ли, Лёха? Да на тебя даже маньяк не позарится.
      Они пошумели ещё несколько минут, потом продолжили.
      - А помнишь, нам историчка рассказывала, как древние египтяне кого-то из своих врагов так ненавидели, что убитым члены отрезали после боя, а потом считали: сколько их побили. Финикийцев они так ненавидели, или нубийцев - не помню.
      - Лидийцев, - вмешался в разговор я, оправдывая своё призвание ходячей энциклопедии. - Слушай, Витёк, а тебе правда гениталии надоели? Отрежешь - не вернёшь.
      - Зато прикольно. А за девчонками хватит бегать - дуры они все. Чего я в них не видал? А чего, собственно, тебя, Андрейка, это так взволновало?
      - А может, мне тоже яйца не нужны. А чего? С девчонками я тоже не знаюсь. Ты ж меня знаешь. У меня и так крыша едет от лишнего тестостерона.
      - А ну вас! Придурки какие-то. Ну и режьте себе всё к хренам! А я потом посмотрю, - бросил Лёха и ушёл.
      - Ну и отрежем! - задорно крикнул вслед Витя.
      - Слышь, ты это серьёзно про кастрацию или прикалываешься, как всегда? - взволнованно и даже чуть запинаясь проговорил я.
      - А почему бы и нет? Я ж тебе сказал, что с детства представлял, как мне член отрезают. И яйца тоже. А сейчас думаю - не так уж это и глупо. А вот чего ты о таких вещах задумался - не знаю. У тебя ведь всегда одни книжки на уме…
      - Если бы, - откликнулся я. - Думаешь, легко, когда кругом девки симпатичные, у тебя кровь играет, а ты им слова сказать не можешь.
      - А чего ж ты им ни слова не говоришь? С ними нужно понастойчивее, понаглее, и сразу любую в постель затащишь.
      - Да не моё это, Витёк. Я много об этом уже думал.
      - И жениться не собираешься? И дети тебе не нужны?
      - Представь себе, нет. Да и тебе, похоже, тоже.
      - Да, пожалуй, и мне тоже. Я, правда, собирался что-нибудь себе отрезать несколькими годами позже, но раз я встретился с единомышленником, то, пожалуй, мы сделаем так…
      - Вот тебе раз! Ты уже и планы строишь?
      - Да есть кое-какие. Только подожди, дай я кое-что попробую выяснить, - Виктор заговорщически подмигнул мне. Начиналась лекция, и мы разошлись.
      После этого разговора я заметно повеселел. Меня очень интересовало, что за планы родились в стриженой голове этого парня. Вообще внешность Виктора весьма примечательна. Он чуть выше меня ростом, при этом явно неспортивного вида из-за лишнего веса. Довольно добродушен, как и все большие люди. Склонен к совершению странных поступков. Учится так себе. Я всегда считал его бабником, хотя кое-кто называл его бисексуалом.
      Витя после этого долго не говорил со мной, даже не здоровался. Я решил его не трогать. Через неделю он подходит ко мне и говорит:
      - Андрейка, у меня к тебе много интересного. Во-первых, я знаю, кто будет удалять нам органы. И ты её тоже знаешь.
      - Её? Это женщина? Совсем неплохо - быть кастрированным женщиной. Но… я её знаю? Она девчонка из нашей группы? Или… врач из поликлиники? (тут я не удержался от смеха)
      - Первое точнее. К тому же она разрешит нам перед кастрацией использовать наши части тела в последний раз.
      Передо мной пробежали лица одногруппниц. Я попытался представить хоть одну из них без одежды. У меня начиналась эрекция. Витя, похоже, умудрился разглядеть сквозь джинсы мой вставший член. Или он этого и ждал? Он внимательно смотрел на мой пах.
      - Ну кто это? Говори, не тяни, - взмолился я.
      - А как по-твоему, кто из наших девчонок мог согласиться, да ещё с радостью, на такое экстремальное занятие?
      - Ну… Лена - слишком нежная, к ней даже ты не стал бы обращаться. Женя испугается ревности своего дружка. Алёна слишком слаба характером, чтобы на такое решиться. Оля… Ну, пока не знаю. Машка - тоже может быть. Хотя… Если это Машка, то я заранее отказываюсь.
      - Очень жаль. (Я помрачнел) Ладно, ладно, не переживай, шучу. Я действительно договорился с Олей. Молодец, Андрейка, верно вычислил.
      - А… откуда она знает, как что делать? Она что, хирург? Не боишься?
      - Да чтобы отрезать, большого ума не надо. А если серьёзно - у ней сестра учится на хирурга.
      - Да неужели? Вот не подумал бы! Но резать она будет или сестра?
      - Не волнуйся, та ей всё объяснит.
      - И мы её потрахаем сначала?
      - Обязательно, - услышал я голос сзади. Я испугался, что нас подслушали, но это и была Оля - роскошная брюнетка со слегка восточными чертами лица, не очень большой, но всё же красивой грудью, аккуратненькой попочкой и замечательным, чуть низковатым, но глубоким и чистым голосом.
      - Чего ж от вас, парней, ещё ждать? Ну ничего, скоро не сможете вы нас иметь. Вот как попадётся какая-нибудь модель, влюбится в вас, в постель затащит, а вам там и делать нечего. Точнее, нечем. Ну, Андрею это, понятно, не грозит (не обижайся только, пожалуйста), а тебе, Витя, чего неймётся?
      - Видал я и моделей, и всяких видал. Пустые вы существа, бабы, и ничего в вас такого нет. И вообще, буду теперь, как Андрейка, науку вперёд двигать.
      - А раньше ты что двигал? Вот то, что собираешься отрезать, ты вперёд и двигал. Точнее, вперёд-назад, вперёд-назад… - не к месту, но смешно сострил я.
      - Ладно, Андрейка, ты ещё вторую новость не знаешь. Я Димку на это дело раскрутил.
      - Димку? Нашего?! На кастрацию?!! Вот уж не подумал бы. Хотя… Чем он лучше меня? Такой же ботан, - честно признал я. - Он тоже науку вперёд двигать собрался вместо члена в девушках?
      - Да он, скорее, с горя. Девушки совсем на него, бедного, внимание не обращают.
      - И не жалко тебе его? Может, отговорить его, чтобы жизнь себе не ломал, - пожалел его я.
      - Зря ты его жалеешь. Сам же соглашался - гормоны лишние не нужны, если им выхода нет. Да ему самому эта идея понравилась, не бойся!
      Дима, к вашему сведению, временами казался мне ещё более замкнутым парнем, чем я. Кажется, он дружил с Витей, но сложно найти двух более непохожих людей. Меньше меня ростом, худой, с невзрачным и каким-то чуть несимметричным лицом, он мог бы, кажется, сойтись со мной, и мы с ним долго сидели на лекциях рядом. Подарок для преподавателей: два молчуна за одним столом! Нас многое объединяло. Но, к сожалению, уходя в науку с головой, я пытался оттолкнуть от себя всех, и поэтому я ни с кем так и не дружил. До тех пор, пока не случилась эта история…
      Оставались некоторые организационные проблемы. Из нашей компании (я, Витя, Дима и Оля) только я был москвичом. Витя и Оля жили в университетской общаге, Дима ездил в университет из Подольска. Так что встал вопрос, где всё это можно сделать. Мы выяснили, что после такой операции нужно два, а лучше - три дня покоя. Значит, надо было где-то собраться всем четверым на несколько дней, причём желательно, чтобы больше никого рядом не было. Делать всё дома у меня или Димы было невозможно, в общаге - тем более. Короче, оптимальным вариантом оказалась моя дача. Я решил, что мне по силам будет убедить родителей, что мы хотим в выходные отдохнуть одни, без взрослых, на нашей даче (естественно, раньше времени я ничего не собирался говорить родителям).
      Нам повезло ещё и с тем, что мой дядя, который всегда в выходные приезжал работать на дачу (она была общей для нас и ещё двух маминых братьев с их семьями), тогда болел, и я знал, что ещё неделю он не выйдет из дома. Так что нам пришлось всё делать срочно. Решение было принято во вторник, и в тот же день я договорился с родителями. Они удивились, но возражать, чтобы мы провели уик-энд на даче, не стали. А уже в пятницу мы должны были ехать. Машины ни у кого из нас не оказалось, пришлось ехать на электричке (дача находится около Дмитрова).
      Оля предупредила нас, что мы не должны ничего есть в день операции. Вообще-то с этим у меня была проблема. Родители утром ещё не ушли, но я притворился, что опаздываю на общее собрание курса, якобы назначенное на час раньше, и ничего есть не стал.
      Последняя пара в пятницу закончилась в 12.30, дальше, по идее, мы должны были заняться научно-исследовательской работой в лабораториях, но в этот раз никто из нас в лаборатории не пошёл. Я предупредил, что меня не будет и в субботу (а занятий в субботу не было вовсе).
      После пары я заехал домой и забрал приготовленные вещи, Оля и Витя тоже поехали в общагу за медицинскими принадлежностями. Мы договорились собраться на Савёловском вокзале в 14.30. Я побросал в портфель для конспирации книжки, взял кое-что из еды (тоже больше для конспирации), положил тёплые вещи, которые мама собрала для меня заранее. Короче, в начале третьего я был в условленном месте на вокзале, где уже ждал Дима. Скоро подошли и Оля с Витей. Витя нёс свой обычный дипломат, в нём как раз и были инструменты. Я захотел проверить, не забыли ли они чего-нибудь. Мы отошли в сторону, и Оля продемонстрировала нам набор блестящих скальпелей, вату, очень много бинтов, шприцы, вещество для анестезии (не помню, как оно называлось), бутылка медицинского спирта. Ещё одна бутылка была с вином: Витя собрался приятно провести время. Я предупредил, что пить не буду ни при каких обстоятельствах. Оля тоже по понятным причинам пить не собиралась: всё-таки она собиралась производить операцию. «Ну ладно, нам больше достанется», - сказал Витя, хлопнув Диму по плечу.
      Я предложил, чтобы не привлекать внимание всего вагона, в дороге ничего не говорить о том, что мы собираемся делать: ещё успеется. Итак, всю дорогу, около полутора часов, мы говорили о чём угодно, кроме секса и медицины. Даже раз завели разговор о высокотемпературных сверхпроводниках (причём не я завёл этот разговор, а Витя!). Сейчас не могу это вспоминать без смеха. Вообще всю дорогу я говорил без умолку, совершенно ничего не стесняясь, не опасаясь сказать глупость. Да раз я на такое решился, не мог я уже оставаться прежним замкнутым, молчаливым, застенчивым, растерянным мальчишкой. Я уже становился другим.
      В Дмитрове мы долго ждали автобус, но в разговорах время летело незаметно. В итоге в половине шестого мы оказались на даче. Вот тут-то и началось самое интересное…
      Я вкратце показал компании расположение комнат, и мы выбрали место, где ЭТО произойдёт. Это была большая, просторная комната с двумя широкими кроватями, письменным столом и несколькими стульями. Окна выходили в заросли кустов, и никто не мог за нами подглядывать. И вот Оля сказала: «Ну что, ребята, я в полном вашем распоряжении. Помните, что это ваш последний раз, и можете делать со мной всё, что захотите!»
      Мы стали раздеваться. Я быстро расстегнул рубашку, стянул майку, разулся и остался в одних обтягивающих трусах, из которых явственно выпирал мой эрегированный член. Витя и Дима тоже разделись до трусов, но у них члены ещё не встали. Оля предложила нам сесть и начала небольшой стриптиз. Она разулась, в танце сняла маечку, потом медленно спустила джинсы, обнажив загорелое тело. Что-то напевая, она расстегнула лифчик, обнажив тёмные соски. Я обратил внимание, что её груди тоже загорели. «Любит загорать топлесс», - подумал я. Повернувшись к нам спиной, она стянула плавочки и обнажила упругую попку. Затем она изящно повернулась к нам, и мы увидели её аккуратно постриженный лобок.
      Она стала сама раздевать и нас, причём начала с меня. Она обняла меня, я встал перед ребятами, а она присела передо мной. Оля засунула руку мне в трусы, чуть помассировала член и яйца, потом обнажила мои гениталии для всех. Не думаю, что я кого-то впечатлил их видом. Член был невелик, да и слегка искривлён. Лобок зарос копной густых чёрных курчавых волос. Я решил их не сбривать раньше времени, а бритву тем не менее привёз с собой. Вообще у меня на теле, особенно на ногах, была густая растительность. Я никогда их не подстригал. Дима заметил: «Как странно! На голове у тебя волосы прямые, а там - такие курчавые». Я только плечами пожал.
      Следующим был Дима. Она тоже медленно стянула с его бедёр трусы. Мы увидели длинный, но тонкий, тоньше моего, вздыбленный член. У него было меньше волос на лобке, яйца были и вовсе безволосые. Да и всё тело не особо заросло. Оля нежно поглаживала его органы, я не сдержался и сам начал мастурбировать. Наконец, он сел, и его место занял Витя. Член стоял и у него. Он был чуть покороче Диминого, но гораздо толще. Он был единственным из нас, кто подстригал лобковые волосы. Мощные и тоже волосатые яйца сильно оттягивали мошонку вниз.
      Неожиданно Дима вспомнил, что привёз с собой фотоаппарат, и предложил для начала сфотографировать нас всех при помощи автоспуска. Оля, правда, огорчилась, что он не посоветовался с нами: вместо старенькой «мыльницы» она могла бы найти хорошую, современную камеру. Дима так расстроился, что Вите пришлось его успокаивать. Короче, мы встали все вместе, обнявшись перед объективом. У всех парней были вздыблены члены, и мы предстали на фото во всей красе.
      - Ну, ребята, решайте, с кого начинать? - сказала Оля.
      - У меня встал раньше, так что я первый, - поторопился сказать я. И тут же добавил:
      - Только учти: для меня это первый раз.
      - Ты что, правда девственник? - удивлённо спросил Дима.
      - А ты? - вопросом на вопрос ответил я.
      - Да нет. Я уже пробовал, правда, только два раза - в десятом классе с соседкой по парте.
      - Что-что, Димка? На парте в десятом классе? - глупо сострил Витя. - Экстремально.
      - Ладно, все мы тут экстремалы, - резонно заметил я.
      Итак, я предложил Оле выйти на середину комнаты, и мы начали. Я попросил Олю целовать меня. Она сначала дотронулась своими губами до моих, потом, чуть касаясь тела, стала спускаться вниз, чуть задержалась на моих маленьких сосках. Её прикосновения доводили меня до бешенства. Чувствуя, что меня уже чуть ли не трясло от её ласк, она облизала мои яйца и взяла член в рот. Я обхватил голову Оли и стал насаживать на член. Трёх-четырёх быстрых движений хватило для того, чтобы я кончил ей в рот. Спермы было много, я выпускал её струями, но я знал, что за годы воздержания у меня её накопилось столько… Я не выпустил обмякший член из её рта, и она стала медленно облизывать его, и, когда она нащупала язычком уздечку, мой орган снова встал. Я, задыхаясь, проговорил: «Давай дальше…»
      Она встала, а потом я повалил её на кровать и раздвинул ей ноги. Моему взору открылись нежные розовые половые губки. Я провёл по ним пальцем, почувствовал её влагу. Нащупав её дырочку, я медленно просунул туда палец. Оля тихо застонала. Я мягко надавливал пальцем на стенки её влагалища, а потом вытащил его, облизал и лёг на неё. Ноги Оли были широко раздвинуты, и мой член быстро нашёл вход в её влагалище. Я стал двигать им внутри Оли, она уже стонала громко, в такт моим движениям. Моя грудь при движении тёрлась об её сосочки. Её горячее влагалище тоже стало сокращаться, и я старался попасть в ритм его сокращений. Я почувствовал, как мой член покрывает её смазка. Тут и я опять стал кончать. В этот момент я чувствовал потрясающий оргазм. Я тесно прижался к первой и последней в моей жизни девушке. Когда волна оргазма схлынула, я прижался губами к её губам, и мы несколько секунд лежали неподвижно. Потом я вынул обмякший член из её киски и медленно встал. В голове у меня что-то стучало. Я хрипло спросил: «Ну как?» «Для новичка неплохо», - тихо проговорила Оля.
      Я посмотрел на парней. Витя улыбался и одобрительно кивал мне. Дима сосредоточенно мастурбировал, вглядываясь в нас и держа в одной руке фотоаппарат. Я даже не обратил внимание, сделал ли он несколько снимков, потому что так увлёкся, что не замечал вспышек. Я спросил: «Ты нас снимал?» Он кивнул. «Девять снимков», - ответил он…
      Следующим вызвался Витя. Они так интересно смотрелись рядом: два загорелых тела, хрупкой девушки и мощного, крупного юноши. Он не стал особо с ней заигрывать, сев на противоположную кровать и усадив Олю прямо на свой мясистый член. Она широко раздвинула ноги и стала подпрыгивать на нём. Движения, отменил я, были небыстрыми. Витя хорошо контролировал ситуацию. Он держал её за груди, мягко массируя их. Я посмотрел на Диму. Он делал снимок за снимком, а между вспышками нервно дёргал свой член. По-моему, он уже стал кончать от одного этого зрелища.
      Витя трахал её долго. У меня не было часов, но я полагаю, что прошло не меньше пятнадцати минут, пока я не заметил, что он откинулся назад и расслабился. Я понял, что он кончает. Когда Оля встала, я видел, что густая сперма стекает по её ногам. Кажется, и Дима кончил в этот момент. Струйка его спермы попала и на ногу Оли. Она удивлённо обернулась. Дима огорчился, что эякуляция началась раньше времени. Я одобряюще хлопнул его по плечу. Он отдал мне аппарат и встал. Оля присела и стала облизывать сперму с его обмякшего члена. Скоро его орган опять встал. Он нерешительно гладил ей спину. «Смелее, Димка!» - подбодрил его Витя.
      Оля вынула Димин член изо рта и легла, широко расставив ноги. Её губки были широко раздвинуты толстым инструментом Вити, клитор ощутимо напрягся. Дима так и набросился на неё. Оля стонала сильнее, чем раньше, и я чувствовал, что Дима достаёт до самых глубин её матки. Но я чувствовал, что даже больше, чем стоны Оли, меня возбуждает скользившая над ней взад и вперёд напряжённая попка Димы. «Да, пожалуй, я всё-таки голубой», - думал я…
      Я не забывал снимать происходящее. Дима кончил скоро. Оля сказала: «Не думала, что в меня когда-нибудь три парня кончат за один вечер». Я подумал, что наши игры кончаются, но не тут-то было. На этот раз Витя подошёл к Оле и попытался засунуть свой поршень ей в попку. «Лучше сначала Андрей», - попросила она. Я понял: ей хотелось, чтобы сначала в неё вошёл мой маленький член. Мне было немножко обидно, что мне напомнили о его скромных размерах, но в общем-то здесь мне было уже всё равно. Я вернул Диме аппарат, Оля легла на живот. Я уселся на неё, немного помял тугие ягодицы руками, потом развёл их, открывая маленькое отверстие. Я поднёс к нему головку. Она попросила: «Намажь его чем-нибудь, пожалуйста». «Ничего, он у меня весь в сперме», - ответил я, чем жутко рассмешил Витю. Я старательно размазал сперму, которая у меня уже текла чуть не постоянно, по пенису и стал проталкивать его внутрь. Смазка помогла: он вошёл легко. Оля закричала. Я было остановился, но Витя подсказал: «Продолжай, не бойся». Я резко вставил член до конца. Здесь было горячее, чем во влагалище, и стенки ещё плотнее обнимали мой орган. Я стал медленно вдвигать и выдвигать его, Оля кричала ещё громче, но скорее от счастья, чем от боли. Я не видел её лица в этот момент, о чём жалею до сих пор. Мы оба опять одновременно получили оргазм. Я выпустил ей в кишки несколько струй спермы. Никогда не думал, что у меня есть столько спермы!
      Пока я трахал Олю в попку, Витя успел достать бутылку вина, и они с Димой уже сидели за столом. Витя настойчиво предлагал мне присоединиться к ним, но я не пью принципиально, а сейчас мне и без вина раскованности хватало. А вот Диме явно оно не помешало. Он шепнул Вите: «Давай вдвоём», и через полминуты я понял, что это означало.
      Оля лежала на кровати на боку, и в неё вошли сразу два члена: Витя трахал её в анус, Дима - во влагалище. Я сделал ещё несколько снимков. Мой член опять стоял, и я понял, что мне нужно делать. Я подошёл к ней и поднёс головку своего органа к её губам, выдавил капельку спермы. Она слизала её и быстро заглотила член. Те двое стали с какого-то момента действовать синхронно, и её тело подавалось вперёд и назад вместе с моим членом во рту. Однажды я немного не успел за их ритмом, и Оля чуть его не откусила! Но боль от её острых зубов меня ещё больше раззадорила. Я насаживал её голову на свой поршень, засовывая его по самые яйца. Витя и Дима уже кончили и вышли из неё, а я всё продолжал эту бешеную игру. Наконец, кончил и я (отметив, что спермы было уже меньше), и мы поменялись местами: Дима входил в анус, я - во влагалище, Витя - в рот. Честное слово, я боялся, что своим мясистым органом Витёк её просто задушит! Но он действовал достаточно аккуратно.
      Мы с Димой, чтобы действовать в одном ритме, обнялись, и я не знаю, что больше меня возбуждало: тело Оли или Димина рука на моей спине. Я чувствовал, как стенка Олиной матки прогибалась под длинным членом Димы. Я стремился как можно глубже засунуть в неё свой небольшой орган, чтобы стать ближе к его члену. Вот я почувствовал, что нас разделяет тонкая, эластичная перегородка. Чуть назад - и снова наши члены почти соприкоснулись. Такого кайфа я в жизни не испытывал!
      Я почти забыл об Оле. Когда мы все опять извергли сперму внутрь неё и немного отдышались, она проговорила: «Мальчишки, такое со мной первый раз… Как круто! Какие молодцы, я всех вас так люблю!»
      Дима с Витей опять сели за стол, снова выпили. А я уже решил для себя, что испытал ещё не всё. Я спросил: «Вить, скажи, а правду говорят, что ты бисексуал?» Он подумал, ответил: «Ну, допустим, да. А что, Андрейка, неужели ты тоже?» Вместо ответа я спросил: «А ты меня хочешь?» Тот молча встал из-за стола, я посчитал это за согласие и присел перед ним. Его обмякший член был прямо перед моим лицом. Я стал поглаживать его, когда он немного поднялся, я облизнул его, взял в рот головку. Попытался засунуть глубже - с первого раза не получилось, но он стал советовать, что нужно делать, и скоро я почувствовал этот поршень у себя в горле и стал насаживаться на него. Было действительно тяжело дышать, и он, поняв это, чуть уменьшил ритм, обхватив мою голову руками. Я видел вспышки: Дима опять фотографировал. Он снимал уже вторую кассету (хорошо, что догадался взять их несколько). Я вновь получил оргазм, и скоро Витя выплеснул сперму мне в рот. Я впервые чувствовал столько спермы у себя во рту. Она была тёплая, густая, и я долго смаковал её. Этот вкус был просто замечателен! Я обожал облизывать с пальцев после мастурбации свою собственную сперму, но разве это можно сравнить! Я долго смаковал её и глотал с сожалением.
      - А теперь, пожалуйста, Витя, возьми меня в задницу! - взмолился я.
      - Будет больно, - предупредил он. - Постарайся максимально расслабиться.
      - Ну, если очень больно будет, я попрошу Олю, она мне анестезию вколет, - улыбнулся я.
      Итак, я встал на четвереньки, и Витя раздвинул руками мои ягодицы. Вот я почувствовал прикосновение его влажной головки. Вот я начинаю чувствовать давление на свой сфинктер. Я попытался его расслабить, но всё равно было очень больно. Я сдавленно закричал, но не раскаялся, что решил попробовать такое. Я чувствовал, что член входил в меня довольно легко, больнее всего было просунуть головку. Но вот он упёрся в заднюю стенку и начал фрикции. Боль начала волнами расходиться по моему телу, я стал подаваться взад и вперёд даже не чтобы помочь ему, а чтобы уменьшить эту острую боль. И тогда я стал чувствовать вместе с болью новое, ранее не испытанное наслаждение. Я кричал во весь голос, а Витя всё увеличивал темп и всё глубже пропихивал свой инструмент. Он кончил скоро. Струйка его спермы ударила мне по стенкам кишки. Я со стоном упал на пол и пару минут приходил в себя.
      Заставила меня вскочить неожиданная фраза Димы:
      - А можно, я тоже с вами попробую?
      - Куда я попала? - изумлённо сказала Оля. - Вот уж не думала, что все парни, особенно такие, как вы, голубые.
      - Любой человек - бисексуал, - убеждённо ответил Витя. - Просто многие скрывают это в себе, а совершенно напрасно. А что, тебе никогда не хотелось полизать у своих подруг?
      - Нет, - твёрдо ответила она.
      - Попробуй как-нибудь, не пожалеешь, - посоветовал Витя. - Ого, Андрейке, кажется, понравилось, - он обратил внимание на меня.
      А я тем временем мягко целовал Диму в губы. Я больше всего на свете хотел тела Димы в эти минуты. Конечно, я не забывал, зачем приехал сюда. Но сейчас я мог дать волю своим чувствам, тем чувствам, что всю жизнь я скрывал. Наши члены касались друг друга, когда мы целовались, и от каждого прикосновения моя эрекция делалась всё сильнее. Да и у него, похоже, было то же самое. Мне нужна была разрядка. Я быстро стал размазывать сперму по члену, как смазку, сел на кровать и посадил Диму на колени, вспомнив, как Витя только что брал Юлю. Мне понравилась эта поза. Я мягко приставил головку к его небольшому отверстию. И вот я уже раздвинул кольцо мышц, казалось, только что такое плотное. Дима кричал, но я слышал слово «Ещё!» в его крике, и я протолкнул член внутрь его кишки. Он сам начал подпрыгивать на моём поршне, я, чтобы помочь ему, начал в такт отклоняться назад. Одновременно мы почувствовали совершенно необычный оргазм, и я залил своей спермой и его кишки.
      Но его член ещё не получил разрядки, и я решил доставить удовольствие и ему. Я взял его твёрдый, словно каменный, пенис себе в рот и, как учил меня Витя, стал заглатывать его орган. Это было очень непросто: он был длиннее и совершенно не сгибался. Но двух-трёх движений уже хватило, чтобы он помягчел и начал извергать мне в рот своё семя. После третьей струи мой рот был уже полон, и через уголки губ она стала выливаться наружу. Дима понял это и выдернул извергающийся член из моего рта. Остальные струи он спустил мне на лицо и грудь. Какое счастье, что Витя запечатлел этот момент на камеру! Это было так потрясающе, что я и сам кончил себе на живот. Правда, парень залил мои очки, и мне пришлось в ванной смывать с них густую сперму. Я был весь в чьей-то сперме, подсыхающей и свежей, вязкой и текучей, густой и жидкой. Но я не хотел её смывать. Даже в этом был какой-то свой кайф. Вернувшись, я увидел, что Дима трахает Витю, но с гораздо меньшим, как мне показалось, рвением. У Вити так и вовсе член уже почти не вставал. Он скоро отошёл. Последняя сексуальная игра, которую мы попробовали, была такой: Дима и Оля вдвоём лизали мой член и в это время целовались. Я кончил в рты им обоим, но у меня соков осталось на так много, как у Димы, и они поместились в их ртах. Потом мы все втроём целовались и гоняли мою сперму изо рта в рот. Наконец мы поняли: это всё.
      Мы с ребятами прилегли на кровать, а Оля стала готовить инструменты. Я сообразил, что неплохо было бы застелить пол чем-нибудь. Правда, мы и так залили его, а заодно и кровати, своими выделениями, но всё-таки отмыть кровь было бы намного сложнее. Я нашёл целлофан, который был у дяди для покрытия парников, и мы расстелили его на полу комнаты и в коридоре до ванной, чтобы Оля могла мыть руки, когда это будет нужно.
      Она попросила нас на всякий случай написать расписки и продиктовала следующий текст:
       «Я, фамилия, имя, отчество, подтверждаю, что, находясь в полном уме и памяти, я согласен на операцию по полному удалению моих яичек, мошонки и пениса. Число, подпись».
      Эти странные расписки она до сих пор держит у себя. Хотя вряд ли ей стоит бояться каких-то претензий с нашей стороны. Впрочем, простим ей эту странную прихоть.
      Вдруг Оля вспомнила: «Мальчишки, а вы же не сбрили волосы там! У вас хоть у кого-нибудь есть бритва?» Оказалось, как ни странно, что бритву взял только я. Витя попросил её, чтобы она сама побрила нас. Оля согласилась и спросила: «Кто из вас будет первым? Я предлагаю Витька, потому что у него запал кончился раньше. Никто не против?» Витя ответил: «Согласен» и изобразил тяжёлый вздох.
      Они ушли в ванную, чтобы Витя принял душ, а Оля побрила его. Когда они вышли, я спросил у Димы, не будет ли он жалеть о своём решении, ведь сейчас он понял, какое удовольствие приносит секс. Он ответил: «Всё, что я хотел, я уже почувствовал, а удовольствие… Если бы я не знал, что этот секс - последний в моей жизни, я не получил бы такого удовольствия». Наши мысли совпали, и я не мог ничего возразить ему. Мы просто сидели и гладили друг друга.
      Наконец вернулись Оля и Витя. Я с интересом разглядывал промежность Вити. Кожа лобка и мошонки покраснела после бритья. Безволосые гениталии выглядели бы как детские, если бы не крупные, отвисшие яйца. Оля притащила с собой ведро и тазик. Оказалось, что ей хочется, чтобы мы писали последний раз перед операцией в это самое ведро, на глазах у всех. Очередная женская причуда! А тазик предназначался для отрезанных органов. Когда Витя стал писать, она попросила Диму, чтобы он заснял и этот кадр. «Запомни этот момент. Ты, Витёк, последний раз писаешь не так, как мы», - с гордостью произнесла она.
      Когда последние капли с шумом упали в ведро, Оля протёрла спиртом его гениталии и набрала в шприц анестетик. Половину дозы она вколола в мошонку, половину - под неё, в тело. Через пару минут она тщательно ощупала кожу на стыке мошонки с телом и убедилась, что он совершенно не чувствует её пальцы. Его член начал вставать, чем облегчил Оле работу. Она протёрла и скальпель спиртом и произнесла: «Ну что ж, приступим»…
      Витя стоял перед ней, широко расставив ноги, она села на стул перед ним. Скальпель легко вошёл в кожу, и она стала медленно обрезать её по кругу точно по границе. Дима делал вспышку за вспышкой. Мошонка быстро покрывалась кровью. Оля, стараясь не запачкаться, аккуратно закончила отрезание, перерезав перегородку, разделявшую яички, и сняла её, высвободив яички. Отрезанную кожу она положила в тазик. Теперь яички свисали на канатиках, оплетённых кровеносными сосудами, оттягивая их далеко вниз. Они были розоватого цвета, их покрывала белёсая плёнка. Конечно, они оказались помельче, чем выглядели в мошонке, но всё равно были большими. Кровь почти перестала течь из разрезов. Витя всё это время улыбался, никак не реагируя на происходящее. Оля положила яички на ладонь, вытянула, чтобы он мог их увидеть, и стала тянуть их подальше от тела, спрашивая: «Не больно?» Но Витя по-прежнему ничего не чувствовал. Она вытянула их до предела и перерезала каждый канатик у самого тела. Слегка брызнула кровь, но скоро перестала. «Больше ты не сможешь иметь детей», - провозгласила Оля. Итак, член Вити стоял, а под ним ничего не было, кроме небольшого тёмно-красного пятна подсохшей крови.
      Теперь и яички легли в тазик рядом с мошонкой. Оля вновь набрала анестетик в шприц и вколола его вглубь члена, прямо в его основание. Витя вздрогнул. На месте прокола выступила большая капля крови, это место посинело. Вскоре она пощупала основание члена, провела по нему ногтём, но Витя не почувствовал ничего. Он сам ощупывал член, удивляясь тому, что ничего не чувствует. Впрочем, он обнаружил, что головка сохранила чувствительность. Оля объяснила, что анестезия действует только на нервные окончания, но не затрагивает сами нервы, поэтому нервные импульсы проходят через участок, в который введено обезболивающее.
      И вот началось самое интересное. Она поднесла скальпель к основанию члена и провела им первый раз. Царапина быстро окрасилась кровью. Оля приставила скальпель к тому же месту, взяла член в левую руку и сделала ещё несколько разрезов. Кровь уже текла на пол и заливала руки девушки. Она продемонстрировала нам разрез: он достиг центра ствола Витиного пениса. Он медленно опадал, потому что кровь вытекала из него через разрез. Она медленно продолжала своё дело, и через пару минут всё было кончено. Оля держала за головку отрезанный пенис, с которого медленно стекала на пол кровь. Щёлкнула вспышка - потрясающий кадр! Она положила орган в тазик и пошла мыть руки. Кровь струйкой стекала из Витиного паха, заливала ноги и капала на пол, и под ним уже была небольшая красная лужица. Мы с Димой сидели рядом, он держал в правой руке фотоаппарат, а левой мастурбировал меня, и я тоже мастурбировал его член. Вернувшись, Оля принесла из кухни раскалённый нож, который, оказалось, она держала на плите последние полчаса. Она осторожно, но плотно прижала его к паху. Кровь буквально на глазах вскипела, от ножа пошёл пар. Почувствовался резкий запах горелого мяса. Витя по-прежнему не чувствовал ничего, кроме наслаждения от того, что его навязчивая идея наконец реализовалась. Когда Оля отняла нож, на месте гениталий осталось лишь тёмно-коричневое пятно. «Обгоревшая корка должна отвалиться через день-два, под ней будет небольшой рубец» - объявила она. Потом она взяла катетер для мочи и, не без труда найдя мочеиспускательный канал, вставила его и начала пропихивать внутрь. Когда он достиг мочевого пузыря, Витя почувствовал неприятные ощущения от него и поморщился. «Его придётся оставить на недельку, чтобы канал не зарос», - сообщила Оля. Затем она стала стирать с тела Вити кровь, потом туго забинтовала промежность и помогла сесть на кровать, потому что от потери крови тот уже едва стоял на ногах.
       «Кто следующий?» - поинтересовалась Оля. Дима весь дрожал в предвкушении и еле сумел выговорить: «Можно я? Андрей, ты не против?» Ну почему я должен был возражать? Итак, они ушли в ванную. Я поинтересовался у Вити, что он чувствует. «Ничего», - ответил он, - «это совершенно безболезненно, только мешает эта трубка. Неужели нельзя было сделать её потоньше? А так - всё классно. Знаешь, Андрейка, я уже чувствую, что у меня их больше нет. Такая потрясающая пустота!»
      Оля с Димой скоро вернулись (у Димы ей надо было сбривать гораздо меньше волос), и началась вторая операция. Аппарат вновь был у меня, и я снял, как просила Оля, его последнее мочеиспускание, потом несколько кадров отрезания мошонки, потом его небольшие яички, свисавшие на мощных канатиках, потом они же - уже в тазике. Всё время член у Димы стоял. Он внимательно следил за её действиями, то и дело повторяя: «Класс, круто, замечательно». Когда она ввела анестезию в основание пениса, я не выдержал и попросил: «Дима, а хочешь, я тебе его отрежу?» Видели бы вы, с какой благодарностью он взглянул на меня! Оля кивнула в знак согласия. Я пошёл мыть руки. Они немного дрожали, но я знал, что с этим делать. Такое часто случалось со мной в лаборатории перед сложным экспериментом. Я сильно-сильно тряс ими пару минут, после чего они совершенно успокоились. Я последний раз подрочил его член, тот стоял как каменный. Я замерил пятернёй его длину, получилось что-то около 19 сантиметров. «Интересно, а если бы у меня был такой длины орган, я бы его себе отрезал?» - подумал я. Я долго примерялся, чтобы резать точно под корень. Наконец я взял пенис в левую руку и сделал первые надрезы. Я даже не ожидал, что кровь польётся так сильно. Она захлестала с таким напором, что сразу залила мне ладони и потекла на пол. Никогда не думал, что в пенисе может быть такое давление. Жаль было только, что его эрекция постепенно спадала. Когда я дошёл до половины, Дима сказал: «Я уже не чувствую головку». Главный нерв был уже перерезан. Я резал медленно, но не слишком, чтобы он не потерял много крови: всё-таки она лилась с таким напором! Оля уже пошла на кухню за ножом. Когда я перерезал последний кожаный ремешок и сжал Димин член в левой руке, его тело затрясло. Таков был его последний оргазм. Оля принесла нож, рану она прижгла сама. Между прочим, на катетер Дима даже не обратил внимания, в таком жутком возбуждении он находился. Оля забинтовала его. Наступала моя очередь.
      Оля пошла со мной в ванную. Я тщательно смыл с тела сперму, а с рук - кровь. Оля терпеливо ждала, потом забралась ко мне в ванну и приступила к бритью. Впрочем, сначала она решила состричь волосы, поскольку они были очень длинные и многочисленные. Я с интересом наблюдал, как постепенно очищается мой заросший лобок, и наслаждался прикосновениями нежных рук Оли к своему телу. Она брила долго, аккуратно, и порезала меня всего лишь два раза. Я, правда, сказал ей по этому поводу: «Тебе нужно было вколоть анестезию до того, как начинаешь брить». Ей сильно мешал мой постоянно встававший член, она старалась не порезать его раньше времени. Ну вот всё и закончилось. Я оглядел свой чистенький лобок, и мне он очень понравился. Я решил как-нибудь удалить и остальные волосы на теле. Тем более что теперь они будут расти намного слабее.
      Мне предстояло ещё пописать по-мужски в последний раз. Но тут возникло затруднение. У меня была такая сильная эрекция, что моча никак не могла течь. Чем больше я пытался согнуть член вниз, тем больше усиливалась эрекция. Ребята посмеивались, Витя сказал: «Вот как просто теперь будет без члена! Ладно, Андрейка, помучайся в последний раз». Я старался расслабиться, но непослушный орган, казалось, мстил мне напоследок. Это продолжалось минут десять. Наконец член чуточку ослаб, я согнул его, изогнулся сам и всё-таки начал выливать из себя мочу. Дима заснял и этот кадр. Ну ладно, в итоге всё закончилось. Она обтёрла всё спиртом, он сильно обжигал мою раздражённую от бритья кожу, особенно, конечно, в местах порезов. А член тут же встал опять. Она вколола анестезию в мою мошонку, я ощупывал её и наблюдал, как она постепенно теряет чувствительность. Я мог почувствовать то, что теперь будет у меня всегда: пустоту на месте мошонки. Мне доставляло особое удовольствие слово «последний», которое я произносил и вслух, и про себя много раз за этот вечер. Я последний раз чувствовал, что канал моего члена наполняет сперма, и мне было приятно выдавить из него последнюю каплю спермы. Это была большая, блестящая капля, так красиво смотревшаяся на моём члене. Дима снял этот кадр, но я и без этого на всю жизнь запомнил бы это. Налюбовавшись, я смазал капельку пальцем и размазал её по телу, в основном по груди. Когда пальцы обсохли, я облизал их. Последний раз я чувствовал вкус своего сока, и он казался мне прекрасным. Оля терпеливо смотрела, пока я наиграюсь. Наконец, я сказал: «Ну всё, можешь начинать».
      Я встал перед ней, широко расставив ноги. Лезвие легко вошло в мошонку, я смотрел за отрезанием своих органов, как в кино, ничего не чувствуя. Было забавно, как мошонка подтянулась к телу и сморщилась. Оля быстро отделила её и положила в тот же тазик. Она работала так аккуратно, что даже не запачкала рук в крови. Это были последние секунды, когда я ещё оставался парнем. Когда она вытянула и перерезала канатики обоих яичек, я уже стал бесполым, бесплодным существом. У меня никогда не будет детей, а главное - больше ничто не будет отвлекать меня от работы! Я был счастлив, но самое сложное было впереди.
      Кровь почти не текла, и я с интересом разглядывал разрез на своём теле. Не хотелось занести грязь, а то я бы попробовал пощупать рану, тем более что всё равно ничего не чувствовал. Пришло время окончательно избавить меня от мужских деталей. Оля вколола анестезию точно в основание моего пениса, и я ощупывал его и наблюдал, как ствол теряет чувствительность. Я проверял наблюдения моих друзей: действительно, я чувствовал свою головку. Интересно, а когда я потеряю связь с ней? Я держал стоящий член за головку, а Оля стала резать. И я чувствовал странное, давно ожидаемое, но небывалое наслаждение. Красивая девушка, которой я вместе с ребятами сегодня доставил такое удовольствие, режет мне живую плоть, и моя кровь заливает её загорелую кожу. Она приближалась к середине, а я всё ещё чувствовал свои пальцы на головке, и чувствительность не ослабевала. Вот она уже, кажется, перерезала мочеиспускательный канал, и со следующим движением я понял, что перерезан и главный нерв. Я сказал Оле об этом, та усмехнулась: «Теперь тебе бесполезно будет его дрочить». Теперь я ощущал только стекающую по бёдрам густую, липкую, тёплую кровь да ещё, может быть, нарастающую слабость от кровопотери. Но на ногах пока держался. Через минуту всё было кончено. Я сам поднял за головку свой отрезанный член, повертел его, хорошенько рассмотрел. Потом отдал его Оле, та аккуратно положила его к моим яичкам и мошонке. В тазике лежали три кучки отрезанной окровавленной плоти: она клала отдельно мои, Димины и Витины кусочки.
      Оля тем временем вернулась с раскалённым ножом и прижгла рану. Я не почувствовал ничего, даже небольшого тепла в паху. Всё было абсолютно нечувствительным. Кровь прекратилась почти сразу же, и тогда Оля вставила мне катетер. Вот тут я уже крикнул: «Аккуратнее, пожалуйста, больно ведь!» «Я уже всё сделала», - сказала она. Было неприятно, но я был уверен, что скоро я привыкну к этой трубочке. Она осторожно, но плотно замотала бинтами мой пах и помогла сесть. Было нелишне: голова уже кружилась.
      Было уже поздно, мы стали укладываться спать. Оля собрала инструменты, собрала с пола плёнку, по которой растекались кровавые лужицы. В комнате стоял неописуемый запах палёного мяса, засыхающей крови и спермы. Мы с Димой легли на одной кровати, Оля с Витей на другой. Никто против такого размещения не возражал. Оля сказала напоследок: «Если кто-то проснётся, и будет сильно болеть, то сразу поднимайте меня - я вколю ещё анестетик». Мы с Димой лежали лицом друг к другу, на боку, мне приятнее было лежать с согнутыми коленями, ему, похоже, тоже, и мы легли так, что наши ноги переплетались. Как можно было назвать мои чувства к этому мальчишке в этот момент? Любовь? Симпатия? Эротическое возбуждение?
      Я наслаждался всем: и отсутствием всяких ощущений в паху, и близостью к прекрасному парню (мне казалось, что я всегда был влюблён в него). Я скоро заснул с улыбкой счастья на лице.
      Проснулся я от сильной боли. Я долго не мог вспомнить, где я нахожусь, как с похмелья. Я пошевелился, но оказалось, что и Дима не спал. Я понял, что он не хотел будить меня, а сам уже тоже проснулся от боли. Мы разбудили Олю, она стала нас перевязывать. Бинты были хоть и несильно, но всё же запачканы кровью, но раны уже явно подсохли. Она сделала нам по паре уколов в пах, сбоку от раны. Скоро всё утихло. Витя даже не проснулся. Ему всё было как слону дробина.
      Когда мы снова улеглись, я обнял Диму, и мы снова стали целоваться. Я никогда не ощущал такого влечения к мужчине. Впрочем, теперь было уже всё равно. Да и можно ли было теперь звать нас мужчинами? Мы заснули в объятиях друг друга, а разбудила нас вспышка фотоаппарата. Это уже утром Оля заметила эту прекрасную картину: два молодых тела, сплетённых во сне. Мне ничего не снилось в ту ночь. Сама явь была как сон.
      Весь субботний день мы провели в постели. Оля не давала нам вставать. Мы ничего не ели и не пили, только Оля пошла в магазин и чего-то купила себе. Мы мирно разговаривали - теперь на любые темы, не так, как вчера в поезде. Пели песни, травили анекдоты, болтали чуть ли не обо всём на свете. Как у Михаила Щербакова (эту песню я напевал им тогда):

      Кончался август, был туман,
      Неслась Галактика,
      По речке шёл катамаран,
      Кончалась практика.

      А мы навстречу по реке
      Шли на кораблике,
      И рассуждали о грехе
      И о гидравлике…

       (Для тех, кто не знает: Щербаков - один из современных бардов, один из самых любимых моих авторов). Я чувствовал, что все мы в корне меняем представление друг о друге. Это было так классно! Что касается последствий операции, то больше сильной боли не было, Оля часто делала нам перевязки, но уже не было крови, да и корка начинала отходить от кожи по краям, и было ясно, что она вскоре отвалится. Понятно, что торопиться не стоило, ведь раны могли и не зарубцеваться. Но всё было нормально. Корка отваливалась у нас на следующий день, оставляя красноватый, чуть вздутый рубец.
      Это было действительно очень красиво. Промежности стали действительно гладкими, без единого волоска. Смотрелось, как на детских куклах. Только из отверстия для мочи торчала небольшая, с сантиметр длиной, трубочка, словно крошечный членик. А ведь скоро и её не будет. Я понял, что именно об этом мечтал всю жизнь. Жаль было только одного: что всё заканчивалось.
      Напоследок мы ещё устроили замечательную съёмку. Это была Олина идея. Началось с того, что она приклеила себе скотчем к лобку один из наших отрезанных членов и мошонку. По-моему, член она наклеила себе прямо на клитор. Когда я впервые её увидел, я еле понял, что это наклеено, а не выросло у ней на самом деле. Это смотрелось просто удивительно: женский животик и бёдра, а на этом фоне - внушительного размера мужские гениталии. Кстати, наши пенисы так и остались слегка возбуждёнными, не приняв нормальных размеров. Наверное, в них осталось немного крови, которая теперь запеклась и не давала им сжаться. Мы пофотографировали её в таком виде (было даже один снимок, на котором она раздвинула ноги, и рядом были и её собственные гениталии, и приклеенные наши). Потом Витя предложил нам надевать члены на торчащие трубочки. Мы даже пробовали писать через них. Так забавно было мочиться через член Вити! А потом мы стали приклеивать друг другу сразу по два члена. Короче, поразвлекались по полной программе. И только после всего этого мы стали одеваться: с того вечера мы так и ходили по дому обнажёнными. Тут был ещё один прикол: Оля подарила нам всем по паре женских трусиков. По-моему, мы в них смотрелись весьма симпатично, по крайней мере, все решили остаться в них, и никто не надел старые мужские трусы. Мы решили на прощание сжечь наши трусы на костре.
      Уезжали мы уже в понедельник, рано утром, чтобы успеть в университет. Дорогой мы хором напевали, привлекая внимание всего вагона:

      Грехи, как камни из реки,
      Сосёт под ложечкой,
      Не отпускай мне все грехи,
      Оставь немножечко…

      Мы уже ходили без напряжения, боли совсем не было. В университете у меня возникало странное ощущение: я смотрел на лица одногруппников и удивлялся, почему они не обращают на нас никакого внимания. Мне почему-то казалось, что с первого взгляда на нас они поймут, что мы стали другими людьми. Я не собирался ничего скрывать, да и никто из нас не хотел держать в тайне наше новое решение. И когда Оля предложила мне сходить в женский туалет («А что тебе теперь делать в мужском?»), я не раздумывал. Когда меня там увидела наша одногруппница, Лена, она на секунду остолбенела, а потом страшно завизжала и хотела броситься наутёк, но Оля удержала её и попыталась объяснить. Я с удовольствием обнажил свой пах перед ней, ничуть больше не стесняясь. Пару минут, если не больше, Лена не знала, что сказать. Её глаза, казалось мне, спрашивали: «Зачем?!» Я объяснил, что я не нуждаюсь в этих кусочках мяса для полноценной жизни. Её реакция была потрясающей. «Ты гений!» - сказала она…
      Скоро об этом знала уже вся группа. Мы с Димой и Витей раздевались и перед парнями в мужском туалете, и перед девчонками - в женском. Кто-то жалел нас, кто-то крутил пальцами у виска, но кое у кого я видел зависть в глазах, и это радовало меня. Ведь хоть кто-то понял наш поступок. Оля принесла наши обрезки, и каждый, кому она их показывала, так и норовил их потрогать. У многих, я видел, начиналась эрекция. Но меня это уже не волновало.
      Дома родители были в полном шоке, когда узнали об этом, у них обоих чуть не случился сердечный приступ. По-моему, они вообще не предполагали, что я способен хоть на какие-то радикальные решения. Но этот случай был полезен и для них. Они надолго поссорились со мной, и я смог доказать им, что обхожусь и без их вмешательства в мои дела. Неужели для этого я должен был дожить до двадцати лет и отрезать свои гениталии?
      Что ещё рассказать? Интересная история была с фотографиями. Плёнки доверили отнести в проявку и печать мне. Я не стал отказываться, предвкушая шок, который ТАКОЕ может вызвать в фотоателье. Я отнёс все плёнки, а их было пять, в ближайшее ателье и попросил сделать по четыре отпечатка с каждого снимка. Приёмщица слегка обалдела (я понял, что такие крупные заказы у них не часто). Тут я добавил:
      - Правда, там такое… не совсем пристойное…
      - Порнуха, что ли? Не бойтесь, молодой человек, это добро нам часто приносят.
      - Ну, не только порнуха. Там ещё много крови…
      - Садо-мазо? Это тоже иногда приносят, мы уже насмотрелись.
      - Да нет, и это не совсем точно.
      - Молодой человек, если у вас там нет детской порнографии, мы вам отпечатаем всё в лучшем виде, - теряя терпение, ответила она.
      - Спасибо, - кивнул я и вышел.
      Когда я пришёл за снимками, я понял, что не обманулся в своих ожиданиях. Это была та же девушка-приёмщица, и она меня узнала. Суеверный ужас изобразился на её лице при виде меня. Она присмотрелась:
      - Это вы были на тех снимках, правда?
      - Да, вы правы, и я там был.
      - А… Простите, вы здоровы?
      - Абсолютно. А почему я должен отвечать на такие странные вопросы?
      - Пройдёмте со мной в комнату
      - Неужели вы такое сделали? - продолжила она уже в своей комнатке.
      - Ну вы же всё видели на фото.
      - И у вас там… (она глянула на ширинку моих брюк) ничего нет?
      - Вы всё видели на фото, - повторил я.
      - А покажите, пожалуйста, прошу вас… Поймите, мне очень интересно, я такого никогда не видала…
      Ну что ж, пришлось спустить штаны и показать свой гладенький лобок. Она провела рукой, словно не веря своим глазам, не найдя там ничего, засмеялась и попросила рассказать, как и зачем мы это сделали. Я объяснил, как мог.
      - Была бы я мужчиной, я бы сама себе это всё отрезала, - неожиданно сказала она…
      Наши члены хранятся дома у Оли. Она высушила их, они сморщились и потемнели, но из-за них её дом стал практически объектом паломничества. Я и сам приезжал посмотреть на них, и я уже почти спокойно глядел на кусочки плоти, причинявшие мне столько хлопот когда-то. Она говорила, что скоро будет собирать плату за осмотр отрезанных гениталий, и обещала платить нам процент от своего нового дохода. Я спросил: «А в налоговую декларацию мне его вносить? Представляешь, строчка: «Доход от выставления на обозрение своих отрезанных половых органов» Налоговики там все в осадок выпадут!»
      Я стал другим человеком. Я перестал смотреть на девушек (да и на парней) как на объект сексуальных фантазий. Это дало возможность говорить со всеми спокойно, без условностей. Все наконец-то поняли, каким я могу быть интересным собеседником. Даже те, кто считал нас идиотами, увидели колоссальную перемену в моём, да и не только моём, характере. И конечно, я подружился с теми, кто был в тот день на даче. Наверное, вас интересуют мои отношения с Димой. Это уже не была та страсть, которую я чувствовал в тот день на даче, она превратилась в крепкую дружбу. Мы почти всегда вместе. Нас зовут иногда голубыми, но мы не обижаемся. В наших отношениях немного сексуального. По старой памяти мы иногда целуемся, но не это для нас главное. А самое важное в том, что мы нашли друг в друге то, чего не хватало нам в жизни. Наконец-то мы положили конец нашему одиночеству.
      Вот сижу я сейчас и перебираю те самые фотографии, прокручиваю тот вечер на даче, словно плёнку, кадр за кадром. И я ни в чём не раскаиваюсь. А в голове крутится песня Щербакова:

      Я отпустил синицу вновь,
      Ловя журавлика.
      Вот и весь грех, и вся любовь,
      И вся гидравлика…

      P.S. Я не считаю себя писателем. Я писатель настолько же, насколько химик, спортивный комментатор или певец. И тем не менее я написал этот рассказ. Он во многом автобиографичен. В какой-то степени это моя попытка вырваться из мира, который тесно зажал мою душу и не пускает наружу. Я не знаю, хочу ли я чего-то иного. Я не знаю, нужно ли кому-то то, что я пишу. Я старался сделать рассказ искренним и светлым. Получилось, я знаю, сумбурно, но не судите строго.
      P.P.S. Герои рассказа имеют реальных прототипов. На случай, если вдруг (что, по-моему, совершенно невероятно!) кто-то из них прочитает этот рассказ и узнает себя, я должен сказать, что всё, что я написал здесь о них и своих с ними отношениях - чистой воды фантазия и плод моего больного воображения. Мне просто так было легче воспроизвести хоть что-то похожее на реальность.

      Энди

Вернуться к оглавлению...

Rambler's Top100

1